Автор: Nidzigasumi для fandom Borgia: Renaissance 2015
Бета: chinpunkanpun для fandom Borgia: Renaissance 2015
Иллюстрации: Ami_mercredire для fandom Borgia: Renaissance 2015
Размер: макси (15 300 слов)
Пейринг/Персонажи: Бенвенуто Челлини, Папа Римский, Франциск I, кардиналы, художники, чиновники и простые граждане — современники Бенвенуто Челлини.
Категория: гет
Жанр: драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Канон: история
Краткое содержание: Бенвенуто Челлини, человек страстный и неудержимый, всю жизнь чинит безрассудства, от которых страдают как другие, так и он сам.
Примечание/Предупреждения: XVI век — эпоха, когда на улице рискованно было появляться без оружия и кольчуги, уличные стычки были явлением частым, и не каждый правитель мог поддерживать закон и порядок на должном уровне. Художники и ваятели в ту пору прекрасно разбирались в оружейном деле, часто проявляли себя как умелые воины.
читать дальшеДражайшие мои друзья!
Не так давно, побывав во Флоренции и посетив собор Санта-Мария-дель-Фьоре, я был поражен в самое сердце величием прекрасного сооружения, венчаемого огромным дивным куполом, а помимо этого — красотой барельефов, скульптур и фресок, созданных руками достойнейших мастеров нашего времени, чья слава распространилась не только по всей Италии, но и за ее пределами.
Любуясь великолепием, я был так охвачен волнением, что душа моя прониклась самыми высокими чувствами к Творцу и всему сущему на земле. Мысли мои блуждали слишком далеко от мирской суеты, и к тому времени, когда подошла пора возвращаться к текущим делам, я подумал, как должны быть близки Богу все те, кто создавал благовеликий храм.
Весьма вероятно, среди вас есть много таких, кто почел бы даром судьбы иметь если не дружбу с лучшими мастерами, то хотя бы знакомство, и я отношусь к тому же сорту людей. Однако все мы мало задумываемся о том, что авторы чудесных творений подчас проявляют такие черты натуры, которые ни один из нас не перенес бы с легкостью. И, может быть, вовсе не так дурно наслаждаться плодами славных дел этих почтенных людей, ничего не зная о них самих.
К этому безотрадному выводу меня привел страстный интерес, побудивший тщательно ознакомиться с жизнью и поступками некоторых людей, которые известны всем вам и о которых далее пойдет речь.
Глава 1
Бенвенуто Челлини, его заслуги и дурной нрав. — Отец Бенвенуто, Джованни Челлини. — Уроки на флейте. — Увлечение ювелирным делом.
Все вы знаете мессера Бенвенуто Челлини, прославленного ваятеля и живописца, который, однако, сам себя предпочитал называть ювелиром и действительно сотворил немало восхитительных работ из золота, серебра и драгоценных камней, сумев на поприще изготовления драгоценностей превзойти многих мастеров.
Человек этот проявлял таланты не только в деле искусства, но и на военном поприще, где мало кто мог с ним сравниться в смелости и доблести.
Мессер Челлини также занимался изготовлением чеканов, имея должность медальера при Монетном дворе, которую Папа Климент предоставил без промедления по первому же прошению, лично подписав его, не дожидаясь решения датария. Из этого видно, каким большим уважением пользовался мессер Челлини среди тех, кто волен был вершить людские судьбы.
Его премногие заслуги можно было бы перечислять бесконечно, ни в чем не преувеличивая и не прибавляя от себя, — не зная мессера Челлини, всякий подумает, что он был человеком умным, воспитанным и со всех сторон наидостойнейшим. И только те, кто имел несчастье испытать на себе его дурной нрав, выскажут мнение совершенно противоположное, назвав мастера прескверным буяном, чье поведение подчас выдавало отсутствие высокой нравственности и даже благоразумия.
Достаточно сказать, что мессер Челлини много раз за свою жизнь проявлял вздорность натуры, от чего страдал как он сам, так и ни в чем не повинные люди, которые желали ему только добра. Не желая платить им тем же и будучи движим в большей степени высокомерием, чем здравым смыслом и чувством благодарности, мессер Челлини навлекал на себя беду за бедой, попутно не обделяя в этом и остальных.
Испытывая затруднения в том, чтобы его обелить, я тем не менее готов сделать некоторые предположения касательно того, откуда могли произрастать столь многие пороки этого человека, ведь ничего не бывает без причины, и, весьма вероятно, имелась она и в случае мессера Челлини.
Из всех возможных оправданий дурнонравия Бенвенуто я вижу только одно, а именно наследие его отца, Джованни Челлини, имевшего характер еще более дрянной и скверный, чем у сына. Нетрудно себе представить, сколько страданий выпало на долю великого ваятеля в детстве, если на протяжении жизни он все то время, пока не был занят в мастерской, посвящал исключительно склокам, скандалам и прочей мерзости.
Чтобы не отклоняться от рассказа о мессере Челлини, упомянем — его отец был прекраснейшим инженером и резчиком. В равной степени он великолепно работал как мастер музыкальных инструментов, так и архитектор и вдруг в одночасье увлекся игрой на флейте да зашел в этом настолько далеко, что чуть было не сгубил остальные свои таланты, присоединившись к флейтистам Синьории. Вероятно, он их и сгубил бы, если бы не вмешательство Лоренцо Медичи, отстранившего его от музыкальных занятий.
Маэстро Джованни Челлини, пребывая в страшной обиде, не нашел иного выхода своим страстям, как принудить сына к игре на флейте, вызвав в том чрезвычайное неудовольствие. Всем было понятно, что Джованни Челлини вознамерился сделать из Бенвенуто великого флейтиста, совсем не присматриваясь к иным его склонностям — такое явление распространено среди родителей, желающих во что бы то ни стало видеть в детях то, в чем они по тем или иным причинам не смогли преуспеть сами.
Так маэстро Джованни Челлини все то время, пока Бенвенуто взрослел, невыразимо досаждал ему как разговорами о флейте, так и принуждению к занятиям с ней.
Одновременно отец выказывал недовольство, если сын пытался заниматься тем, к чему действительно испытывал большую склонность, а именно к рисованию. И хотя гонфалоньер Содерино, а также многие из синьоров, видя тягу Бенвенуто к самым разным искусствам, всячески увещевали Джованни, высказываясь в пользу сына; тот оставался непреклонен и настаивал, что Бенвенуто в любом случае должен стать великим флейтистом.
Маэстро Джованни Челлини не отказался от своих требований, даже когда подросший сын испросил у него разрешения заняться рисованием и устроиться в мастерскую отца кавалера Бандинелли. Старому упрямцу хватило разумения не препятствовать склонностям сына, однако с флейтой он от него так и не отвязался до тех пор, пока Бенвенуто не достиг зрелого возраста и не прославился на поприще ваяния и ювелирного дела.
Отец принуждал Бенвенуто к занятиям с флейтой так сильно, что тот в возрасте пятнадцати лет, не зная, куда от этого деться, нанялся без отцовского разрешения в мастерскую Антонио ди Сандро. Но и там отец сумел учинить пакость, попросив Антонио не платить своему сыну на том основании, что Бенвенуто, дескать, имеет к рисованию естественное влечение и делает все в удовольствие, а стало быть, и без жалованья не пропадет. Неизвестно, внял ли мессер Антонио этой просьбе, но ученика своего, видя в нем большие таланты, обучал очень хорошо, и довольно скоро Бенвенуто преуспел в рисовании.
Примерно в ту же пору произошел ужасный скандал, во время которого шестнадцатилетний Бенвенуто и его четырнадцатилетний брат повздорили с одним из горожан, и, поскольку все закончилось сражением на шпагах, были отосланы на шесть месяцев из города. К счастью, в Сиене молодых людей приютил один благорасположенный к ним человек, в доме которого Бенвенуто — к великому для себя удовлетворению — занимался ювелирным делом.
Однако после возвращения несчастного ожидало очередное испытание: ученик его отца, прекрасно зная о ненависти Бенвенуто к флейте, убедил кардинала де Медичи отправить юношу в Болонью для обучения игре у известного маэстро, прозываемого Антонио. Тот охотно позаботился о том, чтобы дело справилось, написал рекомендательное письмо, и в итоге Бенвенуто, разозленный до крайности и отчаявшийся когда-нибудь отвязаться от флейты, выехал в Болонью.
Там он, помимо музыкальных занятий, не привлекая к себе внимания, устроился к болонскому миниатюристу Сципионе Кавалетти, где смог не только заняться ювелирным делом, но еще и заработать на этом.
Когда через полгода Бенвенуто вернулся во Флоренцию и всерьез поговорил с отцом, стало ясно — многолетнее принуждение к занятиям флейтой ни к чему хорошему не привело, и свой дальнейший жизненный путь юноша связывает с ювелирным делом. Отец всеми способами, которые были доступны, заставил сына поклясться не бросать флейту ни в коем случае и хотя бы играть вместе с ним. Бенвенуто счел это великим послаблением и охотно пообещал отцу иногда возвращаться к занятиям музыкой.
Но и впоследствии, когда Бенвенуто казалось, отец совсем успокоился, тот продолжал ему писать с просьбами о возвращении, умоляя вновь вернуться к флейте, о чем уже и речи быть не могло, поскольку ювелирное дело захватило юношу слишком сильно. Он так много времени проводил в мастерской, что мог принимать заказы от богатых горожан и тем самым зарабатывать себе на жизнь, а также помогать семье. Мольбы Джованни Челлини начисто отбили у Бенвенуто охоту возвращаться домой; и чем больше отец о том писал, тем дальше молодой человек отъезжал от Флоренции.
И наконец отъехал от нее так далеко, что ненавистную флейту можно было не опасаться.
Забегая вперед, скажу, что в своей жизни мессер Бенвенуто Челлини проявил наиопаснейший нрав, вздорный настолько, насколько это было возможно. При любом случае, когда его не удовлетворяли поступки других людей, человек этот хватался за оружие и в итоге убил немало народа. Я не нахожу это удивительным, и думаю — все те обстоятельства, при которых он опускался до самых позорных бесчинств, имели под собой основание в виде ненавистной флейты.
Глава 2
Ссора с ювелирами, кровавая расправа. — Смерть Чеккино, месть Бенвенуто за брата. — Заступничество Его Святейшества. — Пантасилея и Луиджи.
Ссора с ювелирами, кровавая расправа. — Смерть Чеккино, месть Бенвенуто за брата. — Заступничество Его Святейшества. — Пантасилея и Луиджи.
Свой кровавый путь Бенвенуто начал еще во Флоренции. Он рассорился с двумя братьями, которые, как и он сам, были ювелирами. Долгое время молодые люди бросали друг другу дерзости, и однажды у мессера Челлини иссякло терпение. Он ударил одного из братьев кулаком в висок, отчего тот повалился на землю.
Братья после этого подали жалобу в Совет Восьми — так Бенвенуто оказался в суде.
Там он уверял присутствующих, что дал противнику пощечину, но, как известно, от пощечин никто не падает без памяти, поэтому даже судьям стало понятно — мессер Челлини скрывает правду и пытается всех надуть.
Оказалось, за пощечину полагался крупный штраф. Мессер Челлини и не догадывался, что ему предстоит большее наказание, чем за удар кулаком. На суде его обвинили и отправили к приставу уплатить деньги.
На мой взгляд, имея такой дурной характер и прескверную привычку вступать в драку при любом случае, мессеру Челлини следовало бы сначала изучить закон и точно знать, как надо выгораживать себя на суде. Может, посоветуйся Бенвенуто с адвокатом, он и вел бы себя осмотрительнее, и приговор не оказался бы для него неожиданным, и в ярость он от этого не пришел.
Оставив все на волю случая, в тот день Бенвенуто остался страшно зол и, выходя из Судейской Палаты, посчитал себя оскорбленным. Его враги, напротив, самонадеянно радовались, полагая, что на том дело и закончится, — эти люди на свою беду плохо знали мессера Челлини.
Тем же вечером, еще до визита к приставам, — откладывать не было никаких сил — Бенвенуто направился в мастерскую и вооружился самым острым кинжалом. Он ворвался в дом к врагам, застав семью за обедом, и принялся кричать, что убьет их всех.
Семья, среди членов которой, конечно, присутствовали ни в чем не повинные дамы, страшно перепугалась и попыталась его разжалобить уговорами. Герардо — тот самый молодой человек, который начал ссору, — тут же бросился на него, чтобы остановить, и Бенвенуто ударил его кинжалом. На счастье, удар оказался не смертельным, больше была изрезана одежда, чем тело, и тем не менее Герардо тут же упал на пол.
Полагая, будто убил противника, и не видя за столом никого, с кем еще можно было бы сразиться, мессер Челлини ринулся наверх, и там, к его удовольствию, был встречен другими членами семьи, каждый из которых успел вооружиться палкой или прутом.
Те охаживали Бенвенуто со всех сторон, но он, чувствуя себя как разъяренный вепрь, даже не упал, а размахивал кинжалом во все стороны, ранив в тот день очень многих.
После того, как силы и ярость покинули мессера Челлини, он посчитал себя отмщенным и выбежал из дома вон, по пути переводя дух. Возвращаясь в мастерскую, он думал, будто убил очень многих, и не знал — радоваться ему или огорчаться. С одной стороны, Бенвенуто был счастлив отомстить врагам, которые так сильно ему досадили, с другой — в стольких смертях, как ему казалось в спокойном рассудке, не было такой уж сильной надобности.
Пострадавшая семья, пересчитав живых после ухода мессера Челлини, обнаружила всех в целости. Некоторые были ранены, но никто не умер.
Бенвенуто, узнав об этом, скорее обрадовался и благодарил судьбу, которая уберегла его от тяжкого греха.
Однако в этот раз молодому человеку пришлось покинуть родной город — истерзанная семья подала в суд и наделала немало неприятностей — так что и Джованни Челлини испытал на себе всю их тяжесть, поскольку в отсутствие Бенвенуто обвинения бросали в лицо именно ему.
После этого случая, ко всеобщему счастью, все остались живы, но были и другие побоища в жизни мессера Челлини, когда те, кого он считал противником, не выживали.
Однажды его брат по имени Чеккино, имевший склонность к военному делу и служивший у герцога Лессандро, участвовал в страшной стычке. Его к тому понудил не приказ, а собственное желание и негодование по поводу убийства друга. В тот день солдаты сообщили Чеккино, что на площади творится кровавая резня и один из стражников заколол молодого человека.
Сам Чеккино не был особенно уверен, что убийство совершил именно тот стражник, на которого указали солдаты. Не проверяя, насколько правдивы слова, Чеккино схватился за оружие, и, хотя его всяко останавливали и умоляли не встревать в сражение, всех растолкал и побежал туда, где мог находиться означенный стражник.
Бенвенуто, находившийся тогда в городе, обо всем узнал слишком поздно и выбежал из дома, желая помочь брату. Когда он оказался на мосту Святого Ангела, сражение было окончено — он застал Чеккино тяжело раненым, но все еще способным говорить.
Тот рассказал ему, как все стряслось, и добавил:
— Любезный брат, для меня это естественная кончина, поскольку само мое ремесло опасно и не обещает долгой жизни. Мне осталось прожить совсем немного, вели унести меня отсюда.
В этот момент подоспели те, кто видел сражение, они и указали мессеру Челлини на стражника, от руки которого пал Чеккино.
Бенвенуто, не слушая то, о чем просил его брат, тут же поклялся вконец извести его противника. Поручив перенести раненого брата в дом, Бенвенуто погнался за Маффио, командиром стражников, в побоище с которыми был ранен Чеккино. Сам Маффио не был причастен к гибели брата мессера Челлини, но из-за командирского одеяния его было проще остальных различить в толпе.
Когда Бенвенуто стал к нему прорываться, несколько человек удержали его за руки и не позволили достать оружие из ножен, говоря так:
— Дорогой Бенвенуто, ради твоего блага, не трогай Маффио, у тебя умирает брат, давай поможем ему оказаться дома.
Другие крикнули капитану стражников:
— Маффио, беги, спасайся, или он тебя убьет!
Капитан, не желая продолжать сражение и множить число жертв, поспешил уйти сам и увести отряд стражников, так что убийца Чеккино в тот день смерти избежал.
Прожил он и все то время, пока Бенвенуто занимался похоронами и завершением надгробия, но, на свою беду, принял временную передышку за слабость мессера Челлини и впоследствии поплатился за неосмотрительность.
Бенвенуто, не готовый прощать кому бы то ни было смерть родственников, стал находить удовольствие в том, чтобы следить за сказанным стражником и раздумывать о том, как именно будет его убивать. Планы мести не оставляли его ни на минуту — хотя в это же время мессер Челлини получил богатый заказ от Папы Климента на исполнение золотой застежки для ризы, и тот отнимал у него много сил, он продолжал пристально всматриваться в убийцу своего брата, служившего капралом аркебузеров.
Понимая, что желание убить стражника не делает ему чести, Бенвенуто все равно не находил себе покоя. Он не знал сна и отдыха и никак не мог выкинуть из головы день, когда погиб Чеккино. Вполне соглашаясь с братом в том, что ремесло военного может повлечь за собой скорую смерть в бою и обвинять за того в сущности будет некого, мессер Челлини был не в силах угомонить порочные страсти и решил, что доведет план мести до конца.
Глубокой ночью он выследил аркебузера — тот стоял на крыльце своего дома, имея при себе оружие. Бенвенуто подкараулил его, выбежал из-за угла, приготовившись уложить противника одним ударом. Тот, не ожидая атаки и не успев отскочить, получил удар в плечо и страшно завопил, потому что удар раздробил ему ключицу.
Не имея возможности выхватить оружие, аркебузер побежал по улице, крича от ужасной боли. Бенвенуто быстро нагнал его и довершил кровавое дело, со всей злости всадив кинжал противнику в шею.
Он сделал это, пребывая в неистовстве, и как только пришел в себя, попытался достать кинжал из мертвого тела — но тот накрепко оказался зажат, так что мессеру Челлини оставалось подивиться силе собственной ярости, из-за которой он совершил столь мощный удар.
В этот момент на шум сбежались солдаты, и Бенвенуто вынужден был бежать, бросив кинжал вместе с трупом. Ему удалось скрыться, после чего он направился к герцогу Лессандро и честно признался в убийстве. Тот велел ему молчать и никому о случившемся не рассказывать, немедленно пойти в мастерскую и закончить золотую пряжку для Папы.
Мессер Челлини последовал этому совету, и, поскольку мятежная душа после убийства успокоилась, он мог спокойно продолжать работу. Молодого человека спасло то, что пряжка была готова в точности к тому моменту, когда Папа вызвал его к себе, ибо случилось так, что по кинжалу стражники узнали убийцу капрала, подняли шум и обвинили мессера Челлини в убийстве.
Его Святейшество, увидев Бенвенуто, сделал лицо такое грозное, что мастер пришел в испуг и стал опасаться за жизнь. Трясущимися руками он протянул Папе застежку и стал дожидаться решения своей участи. Небо смилостивилось — Его Святейшество, хорошенько рассмотрев работу, пришел в прекрасное расположение и сказал, что мессер Челлини, уж коль обладает таким талантом, за себя может не беспокоиться.
— Теперь ты выздоровел, Бенвенуто, продолжай работать.
Мастер, вполне понимая, что заточение ему не грозит, раскланялся и с тем покинул дворец. Так, благодаря заступничеству Папы, Бенвенуто избежал наказания.
Это случалось с ним не раз за то время, что он жил в Риме. С момента приезда он никогда не отказывал себе в осуществлении планов мести — а поводов для нее давали многие люди.
Итак, пока мессер Бенвенуто Челлини жил в Риме, он завел компанию из талантливейших людей искусства, среди которых присутствовали ученики Раффаэлло де Урбино: Джулио Романо и Джан Франческо Пенни, Микеланьоло ди Бернардо ди Микеле и многие другие.
Как-то раз, желая развлечь компанию и собирая всех у себя, сказанный Микеланьоло велел каждому прийти с девицей, и, хотя в том не было ничего затруднительного, мессер Бенвенуто, тогда еще двадцати четырех лет отроду, смог все настолько осложнить, что впоследствии навлек беду и на свою голову, и на головы прочих.
Дело было в том, что он испытывал симпатию к одной красивой девушке по имени Пантасилея, и та отвечала ему пылкой взаимностью. Эту девушку Бенвенуто с самого начала присмотрел для себя, чтобы пойти с ней к Микеланьоло, на что она была с радостью согласна.
Но зная, что Пантасилея ужасно нравится его товарищу, художнику по имени Бакьякка, Бенвенуто в скором времени передумал и устроил так, что девушка досталась другу. Та была страшно обижена и пребывала в злости на Бенвенуто, подло отвергшего ее искреннюю привязанность — и нет ничего удивительного в том, что Пантасилея после этого никаких добрых чувств к нему не испытывала.
Сам Бенвенуто, оставшийся без пары, но страстно желавший попасть на званый ужин, измыслил премерзкий розыгрыш, вырядив девицей одного молодого человека, жившего с ним по соседству. Юношу этого звали Диего, и обладал он красотой настолько изысканной, что, будучи наряжен в женскую одежду, не вызвал никаких подозрения относительно своего пола, и компания весело с ним общалась, большую часть вечера полагая, будто он девушка.
Нетрудно себе представить, что испытывала Пантасилея, которую Бенвенуто отверг и опозорил и которая, вероятно, была совсем не рада обществу Бакьякки, поскольку совсем его не любила.
Бенвенуто тем временем, вдосталь поглумившись над гостями, решил раскрыть секрет розыгрыша, задуманного вместе с Диего, и дал ему знак, чтобы тот более не таился.
Диего принялся жаловаться на выдуманные проблемы, обычно свойственные девицам, и тем самым понудил нескольких из них к себе прикасаться. Прикладывая руки к молодому человеку то в одном месте, то в другом, девушки в конце концов обнаружили, какого пола он на самом деле, и подняли шум, обвиняя и его, и Бенвенуто в подлоге.
Впрочем, эта шутка вызвала не только ругань, но и много веселья, так что никто не был в серьезной обиде на молодых людей.
Недоволен остался только сам Бенвенуто — ему показалось, Пантасилея веселится недостаточно сильно, а то и вовсе притворяется. Из-за этого он заподозрил за ней злой умысел и желание отомстить.
Как показали дальнейшие события, девушка и впрямь пребывала в горечи, но не слишком большой, чтобы отдаваться в мыслях мести, и только Бенвенуто по причине злонравия и острой чувствительности на любое, даже самое малое нерасположение углядел в ее поступках черный умысел и намерение сделать его жизнь невыносимой.
Если вдруг вам показалось, будто я что-то неправильно трактую в этой истории, смею уверить — все было именно так: Бенвенуто отверг ни в чем не провинившуюся перед ним Пантасилею, чем задел достоинство, после сам же на нее разозлился, первый принялся наговаривать на девушку дурное, чинить козни и в довершение своих злодеяний учинил драку, в которой чуть было не убил ее саму и молодого человека, своего тогдашнего приятеля.
А дело было так.
В то время в Рим приехал юноша по имени Луиджи Пульчи. Обладал он чрезвычайно приятной наружностью и изысканностью манер, а помимо того — поэтическим даром. Бенвенуто, имевший с ним знакомство ранее, тут же особенно сдружился с молодым человеком — до такой степени, что пригласил его жить к себе в дом. Мы не можем знать, отношения какого рода образовались между молодыми людьми, но известно — Бенвенуто был безмерно раздражен тем, что венецианский епископ радушно принял Луиджи, и совершенно пришел в ярость, когда на одном из званых ужинов юноше стала благоволить Пантасилея.
Каждый, услышав такое, скажет — только неразумный человек может вести себя, как мессер Челлини. И, пожалуй, на том следовало бы покончить с безумием, которое достаточно к тому времени разыгралось в буйной голове Бенвенуто. Но не той породы был этот молодой человек, чтобы обуздать свои темные страсти, поэтому дальше вышла история, дурная до чрезвычайности.
Вместо того, чтобы все хорошенько взвесить, Бенвенуто довел себя до состояния, когда его начало трясти — он отозвал Луиджи в сторону и наговорил на Пантасилею мерзостей. Называя ее грязной потаскухой, он призывал юношу ни в коем случае с ней не сходиться, никак не уточняя при этом, какова была его, Бенвенуто, в том выгода, и упрашивая его сделать это в основном ради благодарности, которую Луиджи должен был питать.
Юноша, судя по всему, прекрасно зная Бенвенуто и хорошо себе представляя, какая реакция может воспоследовать возражениям, горячо уверил своего товарища в том, что не приблизится к Пантасилее ни на шаг. Бенвенуто, продолжая расходиться, вывернул все так, будто девушке присуще коварство, и он сам об этом прекрасно осведомлен. Он еще раз — уже в более витиеватых выражениях наказал Луиджи вести себя осмотрительно, на что тот, желая отделаться, от всего сердца поклялся к Пантасилее не подходить.
После этого Бенвенуто успокоился и более Луиджи ни о чем не просил, а тот, совершенно искренне желая выполнить клятву, от греха подальше сошелся с сыном епископа, мессером Джованни. Однако Бенвенуто не удовлетворился этим исходом и, узнав, что его товарищ пребывает в связи с мессером Джованни да еще и получает от него дорогие подарки, стал думать о нем хуже некуда, обвинять на все лады и под конец совсем рассорился.
К чести мессера Челлини надо сказать — он попытался не придавать значения ничему из того, что так сильно раздражало его в Луиджи, а именно, он никак, по крайней мере внешне, не проявил своего отношения, когда молодой человек стал ежедневно гарцевать на новом жеребце под окнами Пантасилеи. И хотя это совершенно определенно раздражало Бенвенуто и доводило до неистовства, Луиджи он ничего не говорил.
Ему бы, как всякому порядочному человеку, следовало забыть о Пантасилее и тем более — о своем приятеле, но, подогреваемый недобрыми чувствами, Бенвенуто так и не смог дать своей душе покой.
Однажды он был приглашен на ужин, и среди гостей присутствовала означенная Пантасилея. В середине вечера она вышла и долго отсутствовала, и Бенвенуто, видимо, зорко следивший за ней, сразу это заметил и отправился ее искать по дому. Через окно он услышал, как девушка в саду переговаривается с Луиджи и при этом упоминает его имя. Беседа была такая.
— Я боюсь, нас увидит Бенвенуто, — сказал Луиджи.
— Тебе нечего опасаться, компания так шумит, он ничего не услышит, — отвечала ему Пантасилея.
Оба не произнесли ничего мерзкого, однако мессер Челлини, стоя в то время у окна и держа в руке нож, тут же выскочил и набросился на них, как черт.
Луиджи немедленно вскочил на коня и уехал, Пантасилея убежала в церковь и там укрылась от разгневанного Бенвенуто, гости выскочили на улицу и принялись увещевать его ради Бога не делать ничего ужасного, однако мессер Челлини всех оттолкнул, объявив, что его чести нанесен урон, и кинулся в том направлении, куда ускакал молодой человек, надеясь его догнать.
Бенвенуто пребывал в таком лютом бешенстве — он не мог найти себе покоя до глубокой ночи и все разыскивал юношу, чтобы убить. Он побывал у дома Прати и на городской площади, пока наконец не сел в засаду около дома Пантасилеи и не увидел Луиджи, который провожал девушку домой. Молодые люди находились далеко от того места, где затаился Бенвенуто, и бросаться с оружием было еще рано.
Зная его скверный нрав, к дому Пантасилеи прибежал Бакьякка, желающий предотвратить беду, нашел Бенвенуто и снова принялся его упрашивать ничего не делать, говоря:
— Друг, умоляю тебя, не делай ничего дурного бедной девушке, она ни в чем не виновата.
Мессер Челлини на то отвечал:
— Если ты не уберешься восвояси, я проткну тебя шпагой.
Он так напугал Бакьякку, что у того скрутило живот, и вместо уговоров перепуганный приятель тут же побежал в кусты справлять нужду. Всякий может представить, как сильно боялись мессера Челлини даже те, кого он называл другом. После этого Бакьякка благоразумно больше к Бенвенуто не приставал.
Наконец под утро Луиджи и Пантасилея, сопровождаемые стражей, подходили к дому. Никто не сомневался в том, что, если мессеру Челлини вздумалось замыслить страшное, он непременно осуществит свои планы. Так и вышло — едва Бенвенуто дождался, когда молодые люди приблизятся к воротам, в него будто демон вселился. Он выбежал из кустов и набросился с оружием на юношу и Пантасилею, крича: «Смерть вам!»
Мессер Челлини, метясь в Луиджи, промахнулся и сильно порезал Пантасилею, а когда стража бросилась на защиту молодых людей, устроил переполох, испугал лошадей, тыча в них шпагой, и те скинули всадников. Поднялся страшный шум, из таверны выскочили люди, все хватались за головы, кричали, Папский камерарий свалился с лошади и был ранен.
В ту ночь никому не было покоя, и угомонить разбушевавшегося Бенвенуто, который, верно, и сам не помнил, по какой причине на него нашло наваждение, удалось с большим трудом. Отряженному к нему наутро капитану мессер Челлини по привычке наговорил много дерзостей, но после склонил на свою сторону, а в итоге примирился и с камерарием.
Из этого случая ясно, как много хлопот доставлял мессер Челлини своему окружению, в котором были в основном люди благоразумные и сдержанные. А из следующей истории будет видно, что упрямец вовсе не стеснялся проявлять норов даже при тех, с кем следовало бы вести себя осмотрительно и учтиво.
Глава 3
Участие в обороне Рима, ссора с кардиналами. — Милость Папы, получение места жезлоносца. — Ссора с кардиналом Сальвиати. — Смерть Его Святейшества, избрание нового. Бенвенуто убивает Помпео. — Бенвенуто избегает суда. — Ссора с кардиналом Санта Фьоре. — Обвинение и суд. — Бенвенуто попадает в тюрьму. — Ссора с Асканио. — Безумство кастеляна. — Побег.
Участие в обороне Рима, ссора с кардиналами. — Милость Папы, получение места жезлоносца. — Ссора с кардиналом Сальвиати. — Смерть Его Святейшества, избрание нового. Бенвенуто убивает Помпео. — Бенвенуто избегает суда. — Ссора с кардиналом Санта Фьоре. — Обвинение и суд. — Бенвенуто попадает в тюрьму. — Ссора с Асканио. — Безумство кастеляна. — Побег.
В частности во время осады Рима войсками Карла Бурбона Бенвенуто был нанят синьором Антонио Санта Кроче, который предоставил ему в распоряжение пять прекрасных пушек. Мессер Челлини, обрадовавшись возможности всласть повоевать, расставил около орудий своих людей, а сам занял место на вышке замка и оттуда прекрасно вел бой.
С высоко расположенной позиции было удобно вести наблюдение за лагерем противника — Бенвенуто выследил и убил нескольких вражеских командиров, а пушечными залпами по колоннам врага смог отрезать путь к хорошей дороге и заставил пройти много миль в обход.
Видя, как отменно ему удаются сражения и какой жгучий интерес мессер Челлини проявляет к военным маневрам, кардинал Равеннский и кардинал Гадди тоже увлеклись боем и стали ходить к нему на вышку, чтобы оттуда смотреть, как убивают неприятеля.
Мессер Челлини много раз говорил им около него не становиться, объясняя, что красные кардинальские шапки видны издали и привлекают внимание. И если кто-то вознамерится убить кардиналов, то обязательно попадет и по Бенвенуто. Прелаты его не слушали и продолжали ходить на вышку. Мессеру Челлини это ужасно не понравилось, он вовсе не желал навлечь на себя неприятности, поэтому закрыл им доступ и стал воевать спокойно.
На следующий день кардиналы пришли, обнаружили, что не могут предаться своему обычному развлечению, и подняли шум. Бенвенуто, сидя на вышке, наговорил дерзостей и настоял на своем, невзирая на уговоры и угрозы. Так он лишился расположения двух прелатов.
Чуть позже он рассорился с еще двумя важными людьми: кардиналом Алессандро Фарнезе и мессером Джакопо Сальвиати.
Дело было так.
Эти люди стояли неподалеку от вышки. Сверху над ними располагались пушки, а рядом стояла бочка с камнями, которую никто не потрудился убрать в сторону, так что от любого движения пушки, которое та совершает при выстреле, бочка могла бы свалиться вниз.
После очередного залпа вышло так, что бочка все-таки свалилась и упала как раз между кардиналом Алессандро Фарнезе и мессером Джакопо Сальвиати. Оба остались живы только потому, что в этом время ссорились между собой и поэтому отошли друг от друга на достаточное расстояние — бочка упала точно в середину.
Испугавшись от неожиданности, оба прекратили ссору, убрались в укрытие и начали между собой обсуждать, как было бы хорошо, если бы убили мессера Челлини.
Бенвенуто услышал эти слова, и его обуял гнев — он тут же заготовил два фальконета, чтобы выстрелить в обоих. Чтобы прекратить ссору, которая вполне могла бы принести многие бедствия, на вышку попытался подняться синьор Орацио Бальони, но Бенвенуто остановил его, пригрозив убить.
Синьор ответил очень любезно, что считает его своим другом и не желает никакого зла. Он говорил:
— Это было бы отменно, Бенвенуто, если бы ты убил обоих мерзавцев, так много несчастий они на нас наслали. Но лучше не делать этого сейчас, пока ты в гневе.
После этих слов мессер Челлини поверил ему и убрал фальконеты.
Так, во время войны Бенвенуто проявил себя храбрым и умелым воином, что при его натуре было вполне естественно и ожидаемо. Сдерживая осаду замка, он успел не только извести нескольких весьма опасных врагов, рассориться с кардиналами и выказать непочтение известным синьорам, но также приобрести благоволение Его Святейшества, переплавляя и пряча церковное золото.
После осады Рима Бенвенуто получил от Папы несколько значительных заказов, среди которых была огромная медаль с драгоценным камнем и чеканы золотых монет. Из-за первого заказа держа себя гордо и чванно, мессер Челлини перессорился с другими ювелирами, а из второго извлек для себя пользу — получил от Папы высокое место медальера при Монетном дворе.
И хотя датарий, по справедливости не слишком любивший Бенвенуто, противился его назначению, Папа лично подписал прошение и, таким образом, обеспечил мессеру Челлини ежемесячный приход в шесть золотых скуди. Помимо этого Его Святейшество продолжал милостиво снабжать Бенвенуто хорошо оплачиваемыми заказами и тем самым способствовал тому, чтобы молодой человек ни в чем не нуждался.
Мессер Челлини, который довольно скоро привык к такому положению дел, решил, что Папа относится к нему с недостаточной любовью, и вознамерился получить место жезлоносца, о чем и сообщил Его Святейшеству на одной из встреч. Тот, весьма благосклонно относившийся к Бенвенуто, но не желающий отдавать ему сказанную должность, ответил, что хотел бы дать ему место выше, как только оно освободится.
Бенвенуто на то сказал, что в ожидании хорошего назначения охотно довольствовался бы и местом жезлоносца как задатком.
Остается только догадываться, почему Его Святейшество не наказал мессера Челлини за такие дерзкие и невежливые слова. Мы предпочитаем думать, что Папа обладал достаточной мудростью и к тому же посчитал Бенвенуто достойным служить на этом месте, которое, к слову, принесло новоиспеченному жезлоносцу двести скуди в год.
Казалось бы, на том нахальство мессера Челлини должно было бы закончиться, но, видит Бог, некоторые люди совершенно не знают границ.
Получив вожделенную должность жезлоносца и продолжая выполнять для Папы самые разные заказы, Бенвенуто на том не остановился и принялся досаждать Его Святейшеству тем, чтобы тот предоставил ему место брата дель Пьомбе, которое к тому времени освободилось. Должность эта приносила владельцу около восьмисот скуди в год, и на нее было немало достойных претендентов.
Папа, как того и следовало ожидать, отказал мессеру Челлини в его просьбе, на что тот страшно обиделся, припомнил Папе свои заслуги в ювелирном деле, которых никто и не оспаривал, поругался с ним и в ярости покинул дворец. После такого поступка уже и сам Папа остался крайне недоволен, но, поскольку ссориться с мессером Челлини не хотел, не знал, как ему поступить. Кончилось тем, что на место дель Пьомбе назначили Бартоломео Велори, а Бенвенуто пообещали другую должность и попросили подождать, пока не освободится место.
Сообщить новость мессеру Челлини обязан был сам Бартоломео, это он вскорости и сделал, и, учитывая, каким вздорным характером обладал Бенвенуто, удивительно, что он молодого человека немедленно не убил. С Папой он, однако, совсем рассорился и не спешил отдавать ему взятую на заказ богатейшую вазу, требуя вперед пятьсот скуди.
Его Святейшество, приходя с несказанное изумление от такого бесстыдства, назначил кардинала Сальвиати присматривать за работой, а сам уехал из Рима. Стоило кардиналу потребовать работу, и Бенвенуто ему немедленно ответил дерзостью, снова потребовал оплату и наговорил столько вздора, что кардинал пригрозил ему галерами. Бенвенуто, забыв в припадке бешенства, сколько разных преступлений он к тому времени совершил, заявил, что кардиналу не удастся отправить его на галеры и криками заставил служителя церкви отступиться от своих планов.
Ничего не понимая, но желая оправдаться перед Его Святейшеством, кардинал Сальвиати наговорил ему о Бенвенуто вполне заслуженных скверностей и сообщил, что вазу тот так и не принес. Папа пришел в ярость и вызвал мессера Челлини к себе. Бенвенуто, видя, что Его Святейшество стал хуже аспида, решил убраться и на всякий случай принялся оправдывать себя болезнью глаз, которая в то время с ним случилась. Это и спасло мессера Челлини от папского гнева — тот умерил злость и стал говорить мягче. Пользуясь тем, что Его Святейшество дал слабину, Бенвенуто тут же очернил кардинала Сальвиати и обвинил его как в своей болезни, так и в том, что работа с чашей не была окончена. Рассказал мессер Челлини и о том, как кардинал грозил галерами и называл его работу унизительными словами. Неизвестно, рассорил ли Бенвенуто Папу с кардиналом, но произнесенная речь хотя бы позволила ему уйти из дворца подобру-поздорову, поскольку Его Святейшество молодого человека больше не задерживал.
Спустя какое-то время мессер Челлини поправил здоровье, так что смог закончить для Папы не только чашу, но и застежку для ризы, а также продолжил делать чеканы Монетному двору — этого вполне хватило для того, чтобы Его Святейшество вернул ему свое расположение и заплатил сполна.
Из этого видно, как сильно Папа заботился о том, чтобы талантливый молодой человек ни в чем не имел нужды, и какой неблагодарностью платил ему Бенвенуто, досаждая Его Святейшеству многочисленными просьбами и не выказывая признательности за все, что тот для него делал.
Вскоре Папа преставился, и хотя к тому моменту мессер Челлини успел выразить ему почтение, не обошлось и без упреков, которыми Бенвенуто не постеснялся осыпать Его Святейшество в присутствии нескольких человек и тем самым здорово его устыдил.
На том Бенвенуто не угомонился, и в день похорон Папы устроил настоящее кровопролитие, осуществив планы мести по отношению к своему недоброжелателю, папскому ювелиру по имени Помпео. Тот шел по площади в окружении хорошо вооруженной охраны, справедливо опасаясь мессера Челлини, против которого ранее подговаривал Его Святейшество. Мессер Челлини в это время сидел на той же площади с друзьями.
Возможно, по причине особого настроения, а возможно, будучи по натуре нетерпимыми и воинственными, друзья принялись подбивать мессера Челлини осуществить свои грозные планы, говоря ему:
— Дорогой Бенвенуто, вот идет твой враг, и мы готовы тебе помочь с ним расправиться!
На что получили ответ:
— Мне в этом деле помощь не нужна, и я сам расправлюсь с Помпео. Но я сделаю это после, а сейчас не хочу, чтобы пострадали безвинные люди.
Вовсе не в характере Бенвенуто было заботиться о безопасности кого-либо, если его одолевала ярость, и неизвестно, что на самом деле стояло за столь благодушным настроением этого сумасбродного человека, но против подзуживаний своих приятелей он смог устоять и в тот момент на Помпео не бросился. Те, немало разочарованные, что им не удалось поучаствовать в таком интересном деле, как потасовка, и, негодуя из-за Бенвенуто, который, по их предположению, остался на месте исключительно по причине трусости и нерешительности, разошлись, обвиняя его на все лады.
Сам Бенвенуто, который в ином случае, возможно, оставил бы Помпео в живых, заслышав упреки в малодушии, точно осатанел и вознамерился опровергнуть мнение молодых людей о себе. Он отослал последнего из своих друзей, самого близкого, которого звали Альбертаччо дель Бене, и пустился в преследование Помпео.
Ему хватило терпения выследить этого человека, которого он полагал лютым врагом, и дождаться, пока тот ходил по своим делам, все это время будучи окружен охраной.
Когда Помпео выходил от аптекаря, те снова обступили его, но в этот момент выдержке Бенвенуто пришел конец — он выбежал из своего укрытия и бросился на толпу, словно дьявол. Все произошло настолько быстро — молодые люди из охраны ничего не успели сделать. Бенвенуто кинулся на Помпео и, хотя тот пытался защищаться, убил его на месте, нанеся всего два удара. Мессер Челлини пришел в себя, только когда Помпео замертво повалился на мостовую — тут уж ему и стало понятно, что убивать он вовсе не хотел, а просто был страшно зол.
Мессер Челлини приготовился было защищаться от охранников Помпео, но те бросились к жертве, а про убийцу даже не думали. Видя, что на его действия, какие бы ужасные последствия они ни имели, никто не собирается отвечать, Бенвенуто сначала крепко удивился, а после стал размышлять, что же ему теперь делать.
Он побрел по улице, никем не останавливаемый, и нашел убежище в доме одного из друзей. Вскоре там собрались все те, кто ему сочувствовал, и стали держать совет, как поступить.
Кардинал Корнаро, хотя понимал, что поступок Бенвенуто кошмарен, но, признавая за ним бесценный талант, укрыл его во дворце и спас от суда.
Тем временем началась суматоха — родственники и знакомые убитого Помпео, среди которых были влиятельные лица, подали прошение новому Папе с просьбой покарать убийцу. Тот встал на защиту Бенвенуто, чем наверняка вызвал неудовольствие важных синьоров, чего при хорошем стечение обстоятельств могло и не быть.
В конечном счете Бенвенуто был спасен, но из-за него несколько уважаемых людей города рассорились между собой и наверняка гневались не один день.
Был и еще один случай, когда Бенвенуто страшно повздорил с высоким синьором из свиты кардинала Санта Фьоре. Вышло это, как обычно, из-за сущей безделицы, но у мессера Челлини не было нужды в веских причинах, ибо он имел склонность приходить в ярость из-за малости. Он пообещал расправиться со сказанным синьором, и тот, зная его крутой нрав, нажаловался кардиналу.
Сам кардинал, не слишком задумываясь о том, что представляет из себя мессер Челлини, ответил, что лично попробует с ним договориться о мирном исходе дела.
Когда до Бенвенуто донесли эти слова, он как раз пребывал в буйном настроении и держал в руках пищаль. Ненависть его перекинулась на самого кардинала Санта Фьоре, и он поклялся тому отомстить.
Кардинал о том был предупрежден, и в день, когда Бенвенуто захотел было подкараулить его с пищалью, к окну не подходил.
Мессер Челлини, осознавший в это время, что ему не достать кардинала, а с пищалью его уже видели многие люди, сделал вид, что ведет охоту на птицу, гуляющую по крыше, а в доказательство тут же ее пищалью и прибил.
Между тем, когда мессера Челлини схватили и заключили в тюрьму, и помимо обвинения в воровстве папских ценностей предъявили также обвинение в убийстве нескольких человек, он, будто забыв о том, кого и за что убивал, сказал так:
— Если бы на ваши жизни покушались, вы бы тоже стали обороняться. Так же оборонялся и я, когда моей жизни грозила опасность.
Бенвенуто потребовал для себя справедливого суда, делая упор на то, что находится в Риме. Он говорил, что если этот город является престолом Христа, в нем следует искать убежища. Нимало не смущаясь, он упрекнул власти в том, что ему предоставили недостаточно надежное убежище и к тому же обвинили в краже и убийстве.
Речь его была в тот день длинна и содержала такое, отчего присутствующие пришли в изумление — так много разных историй, в том числе и не относящихся к делу, мессер Челлини тогда поведал. Он рассказывал и об осаде Рима, и о всяких случаях с Папой, и о других людях, только бы не упоминать свои убийства.